Мир царил в чешской земле, пока Крок правил ею, а правил он более тридцати лет.

Когда же он отошел к праотцам, его оплакивал весь народ. В могилу его, что вырыли возле могилы воеводы Чеха, захоронили урну с его останками и оружие.

У мудрого воеводы осталось три дочери: Казн, Тета и Либуше. Юность свою девы эти провели в Будече, где учились премудрости и волхованию вместе с девами и юношами своего рода и теми, которые приходили от иных родов, как, например, Пршемысл из рода Стадицев. Между всей молодежью, как стройные лилии между лесными цветами, выделялись Кроковы дочери: они отличались ученостью, мудростью и красотою; их статный высокий рост и прекрасные черты невольно останавливали взоры.

Кази знала целебные свойства трав и кореньев; ими она лечила всякие немощи человеческие. Иные недуги она заговаривала именем богов и мощных духов. Сила ее волхвования была так велика, что сами судьбички являлись к ней на помощь, и больной получал исцеление в такую минуту, когда казалось, что уже пробил его последний час. После смерти отца Кази избрала местом жительства град, стоявший у горы Осек, близ реки Мже, и град этот стал называться ее именем: Казин-град.

Другая дочь Крока, Тета, обучена была всем тонкостям языческого богослужения. В граде своем Тетине, стоявшем на крутом утесе над Мже, она ввела торжественное богослужение с жертвоприношением и научила обывателей почитать богов и бояться бесов. Сама же она нередко удалялась на гору Поглед, возвышавшуюся над Тетином, и у жертвенника на скале, под дубом молилась на oзаход солнца, воскуряя фимиам мрачному идолу. Уединение не пугало ее ни днем, ни в сумерках ночи.

Но наибольшую преданность питали чехи к младшей дочери Крока, Либуше. Была она красива, стройна, приветлива и в то же время величава; в речи - положительна, разумна, так что суровые воины невольно сдерживали голос и обдумывали выражения, когда возлюбленная княжна шла мимо; а старцы, умудренные опытом, величали ее, говоря:

- Прекраснее матери и мудрее отца.

И тихонько сообщали друг другу, что когда княжна бывает в экстазе, то выражение лица ее меняется, а глаза загораются. Одержимая вещим духом, она проникает во тьму будущего и узнает, чему быть надлежит.

После смерти Крока сошлись лехи, владыки и множество людей в священной роще у Езерки, пришли и Кроковы дочери. В тени старых буков, дубов и лип старшины родов держали совет и единогласно решили избрать правительницей младшую дочь Крока, Либуше. Весь народ без исключения одобрил это решение.

Старая роща огласилась радостными кликами, и эхо разнесло их по реке до дальних лесов. Молодую княжну, увенчанную и зарумянившуюся от волнения, с торжеством повели в священный Вышеград. По сторонам шли ее сестры, Казн и Тета, и их женская свита; впереди и позади выступали статные лехи и старосты, знаменитые по происхождению и заслугам. Привели Либуше на просторное надворье воеводского терема и посадили на каменный столец под кудрявою липою, где сиживал ее отец, мудрый судья и владетель. У Либуше был свой град, Либушин, что поставила она возле Збечно, но после своего избрания она стала жить в Вышеграде и мудро управлять народом чешским.

Как, бывало, к Кроку, так теперь к Либуше стекался народ из близких и далеких мест, чтобы найти разрешение своим спорам и тяжбам. Все прибегали к ее мудрости, надеясь на совет и поучение. А она, судья справедливый, беспристрастно судила спорящих.

Однажды два соседа, оба знатного рода, заспорили о полях и границах. Споря, они бранились, вспомнили отцов и дедов и до того рассвирепели, что окончательно между ними угасла соседская любовь и приязнь и водворилась ненависть. Ни один не хотел покориться, каждый был тверд, как кремень. Когда настал час, в который княжна заседала на судбище, перед нею предстали тяжущиеся.

Под развесистою липою на высоком стуле, ковром покрытом, сидела Либуше в белой девичьей повязке. По правую и левую руку ее восседали по двенадцати кметов и старшин сильнейших родов. Все это были мужи опытные, убеленные сединами. Перед ними широким кольцом разместилась толпа мужей и жен, пришедших судиться либо постоять за близких своих.

Вот выступили перед княжной на суд два враждующих соседа. Младший горько жаловался на то, что старший несправедливо посягает на его поля, нарушает границы. Старший, муж зрелый, с лицом мрачным, окаймленным густою бородою, сурово перебил его речь. Кратко, но резко он требовал удовлетворения, нимало не думая о том, что такой суд был бы возмутительною кривдою.

Выслушав тяжущихся и подумав немного, Либуше объявила первому кмету свое решение. Кметы и старшины, составив совет, нашли решение княжны мудрым и правильным и объявили его тяжущимся. Потерпевшим был признан младший, и ему присудили поля.

Едва успела Либуше кончить, как старший из тяжущихся, не помня себя от бешенства, троекратно ударил тяжелою палицею о землю. Лицо его потемнело, глаза засверкали, брань и упреки полились из уст его, как ливень из громовой тучи.

- Так вот каково здесь право! Сейчас видно, что судит женщина. У женщины волос долог, а ум короток. Прясть бы ей да шить, а не народ судить. Стыд нам, мужам! - В ярости он бил себя кулаками по голове, в страстной речи оплевывал себе бороду.- Стыд и срам! Есть ли другая такая страна или племя, где бы над мужами властвовала женщина? Мы, только мы одни служим всем посмешищем. Лучше нам сгинуть, чем сносить такую власть.

Присутствующие, пораженные этою дикою речью, безмолвствовали.

Краска стыда залила лицо княжны, и сердце ее содрогнулось от такой возмутительной неблагодарности. Не возражая обидчику, она окинула взглядом кметов, старшин и толпу. Никто не возразил обидчику, никто не остановил его.

Княжна встала и повела речь истово, с достоинством, хотя голос ее дрожал от волнения:

- Так и есть. Я женщина и действую как женщина. Не сужу я вас железною палицею, вам и кажется, что я мало смыслю. Требуется вам правитель с твердою рукою? Имейте его. Пусть общее вече изберет князя. Кого оно изберет, тот будет мне мужем.

Окончив речь, княжна отошла с надворья в терем и тотчас же послала верховых в Казин и Тетин за сестрами. Сама же удалилась в заветный уголок в саду, на священное место, закрытое от глаз кустами и раскидистыми липами, куда никто, кроме нее и сестер, не имел доступа. Там, под сенью лип на деревянной подставке с навесом из плоских камней, от времени поросших мхом, сверкала серебряная с золотой бородой деревянная голова идола. Идола почитали богом и называли Перун.

Либуше опустилась на колени и поклонилась идолу. Затем, усевшись у подножья, провела здесь день; закатилось солнце, в таинственном уголке стало совсем темно, ночной ветер зашумел в вершинах деревьев. Либуше не двигалась с места. Она сидела в глубокой задумчивости, припоминая происшедшее и стараясь заглянуть в будущее: какого-то князя выберет народ и что скажут ее сестры, одобрят ли они ее решение?

Заслышав шаги, Либуше встала и пошла навстречу сестрам Казн и Тете.

Наместник града проводил приезжих от градских ворот до сада и встал на страже у входа.

Что говорила Либуше сестрам, что прозрели вещие девы у подножия Перуна, о чем они советовались, того не узнал никто. Летняя ночь была уже на исходе, небо побелело, и из-за вершины деревьев блеснул солнечный луч. В пору, когда еще веял утренний ветерок, Кроковы дочери возвращались в терем. Посреди сестер, уже носивших женские уборы, шла Либуше с девичьей повязкой на челе. Взор ее был задумчив и напряженно устремлен вперед. Безмолвно, как тени, промелькнули сестры мимо наместника, стоявшего на страже, как тени поднялись по ступеням, ведущим в терем, и исчезли за толстыми деревянными колоннами. Наместник с благоговением смотрел им вслед.

Утром Либуше разослала гонцов оповестить народ о том, что после жатвы соберется великое народное вече. В назначенный день сошлось и съехалось множество мужей от всех племен чешских. Были тут старшины родов и челядь, старые и молодые, на конях и пешком, в шапках, кафтанах и плащах, в шлемах и латах, при мече и луке. В вооружении были те, кому приходилось ехать по пустынным горам и дремучим лесам. Многие прибыли издалека, от границ Зличанских и Пшовских, от восхода солнца, иные от полуночи, из соседства гордого племени лучан со стороны Нетолиц и Доудлебов и из Литомержиц, многие пришли от полудня из-за обширных лесов за Кроковым градом и Стебно, от границ немецких, от баварской земли. В обширном подградье Вышеграда, где жили ремесленники, делавшие узорные седла, узды, стремена и шпоры, оружие и щиты с железною либо медною оправою, не хватало места для множества прибывших гостей. Коней привязывали просто к частоколам либо к деревьям. Шумно было в подградье, шумно на берегу реки. Родственники и знакомые приветстввали друг друга, толковали об охоте, об оружии, о боях и схватках, а больше всего о том, что занимало все умы в настоящую минуту: о двух непокорных владыках, о судьбе Либуше и о том, каков будет новый князь.

Но вот наступил час собраться вечу. Со стен града затрубили трубы, и народ могучим потоком хлынул в Вышеград, остановившись на минуту перед городскими воротами, чтобы взглянуть на огромную кабанью голову, прибитую на перекладине между двумя вышками. Имя Бивоя было у всех на устах. Затем народный поток разлился по двору перед княжеским троном. По сторонам престола были поставлены почетные сиденья для Казн и Теты.

Прибывшие низко поклонились княжне; она же, величаво ответив на поклон, повела такую речь:

- Послушайте, чехи, лехи, владыки, старшины и весь народ, послушайте, зачем созвала я вас. Свободы вы уважать не умеете, познала я это по опыту. По внушению богов решила я не властвовать больше над вами, ибо всем сердцем вы жаждете иметь князем мужа. Князь будет брать ваших сынов и дочерей на свою службу; из скота и коней возьмет в дань все, что ему понадобится. Служить будете ему, как еще не служили, и дань платить белкою, конями и полотном, как еще не платили, и будет вам тяжко и горько. Зато не будете иметь того сраму, что над вами властвует женщина. Не ради устрашения говорю вам это, но говорю то, что открыл мне и моим сестрам дух вещий. Выбирайте князя мудрого и разумного, ибо легко князя посадить, но труднее его ссадить. Крепки ли вы в ваших мыслях и желаете ли, чтоб я помогла вам, указав его имя и местопребывание?

- Укажи! Укажи! - крикнули все, как один человек.

Толпа, стоявшая неподвижно, как стена, и с почтением слушавшая речь княжны, вдруг заволновалась, словно хлебная нива, колеблемая порывом ветра. И вот Либуше в белом одеянии, с белоснежной повязкой на челе, встала и, объятая вещим духом, воздела руки над толпою. Все мгновенно стихло. Все взоры устремились на вдохновенные черты княжны. Указывая на полночные горы, она вещала так:

- Вон за теми горами в Лемузах течет небольшая речка, Белина называется. Близ той речки лежит селение рода Стадицев. Недалеко от селения, между полями и лугами, находится место пространное, никому не принадлежащее. Ширина и длина его сто двадцать шагов. Там пашет ваш воевода на двух пестрых волах. У одного вола голова белая, у другого от лба по хребту идет полоса белая, и задние ноги у него белые. Возьмите одежду княжескую, идите и приведите избранного народом и мною, вам - князя, мне - мужа. Пршемысл имя ему. Он и потомство его будет властвовать над землею вашею отныне и до века.

Когда выбрали послов из знатнейших родов, которые должны были ехать в Стадицы и объявить избранному мужу о решении княжны и народа, Либуше продолжала:

- Дороги не ищите и никого о ней не спрашивайте. Мой конь поведет вас, а вы спокойно следуйте за ним. Он доведет вас куда следует и приведет обратно. Перед которым человеком он остановится и заржет, и есть Пршемысл. Вы мне поверите, когда узрите трапезу своего князя за железным столом.

По знаку Либуше выведен был ее верховой конь Белош, с широкой шеи которого сбегала длинная густая грива. Надели на шею коню красивую сбрую, сверкавшую металлическими бляхами; на спину положили шкуру; поверх нее - богато убранное седло. Когда на седло положили княжескую одежду, конь выступил, а за ним и посольство.

Было это ранней осенью, в ясный солнечный день. Либушин конь шел шибко, твердыми шагами. Никто его не вел и ни одним словом не понукал. Он шел, точно к своей конюшне, так что послы удивлялись, и им пришла мысль, что он уже не раз ходил этой дорогой и, видать, княжна под покровом вечернего сумрака ездила сюда, а возвращалась домой до пенья петухов. Ни на шаг конь не уклонялся в сторону. Ничто не могло сбить его с пути. Не раз проезжали послы мимо табуна пасущихся коней. Их приветственное ржанье встречало и провожало Белоша. Но Белош продолжал идти вперед, не поворачивая головы ни вправо, ни влево. Когда же послы в открытом поле останавливались отдохнуть под дикой грушей либо в тени красной сосны, конь тоже останавливался и потом первый выступал в дальнейший путь.

Так ехали послы по горам и равнинам и на третий день были уже близко селения между холмами в узкой долине, по которой текла река. Когда вступили в долину, навстречу им выбежал мальчик. Послы обратились к нему:

- Эй, милый отрок, не это ли Стадицы и нет ли там мужа по имени Пршемысл?

- Да, это Стадицы; а вон и Пршемысл в поле, волами погоняет,- отвечал отрок.

Невдалеке послы увидали мужа высокого роста и в липовых лаптях. Он шел бодро за плугом, погоняя ореховым прутом двух пестрых волов. У одного вола была голова белая, у другого шла белая полоса от лба по хребту и ноги были белые. Поехали послы к пахарю широкою межою, и, когда подъехали, остановился Либушин конь и, приподнявшись на задние ноги, весело заржал. Затем, опустившись, он наклонил голову перед молодым пахарем, который вытащил плуг из земли и остановил волов.

Послы сняли с седла Белоша княжескую одежду: длинную юбку, обшитую дорогим мехом, красный плащ, богатый пояс и, подойдя к Пршемыслу, низко поклонились ему.

- Приветствуем тебя, муж великий, князь, богами нам суженный. Оставь волов, надень одежду, нами предлагаемую, воссядь на коня, и поедем. Чешский народ с нетерпением ожидает тебя. Приди и прими владение над нами, тебе и твоим потомкам предназначенное. Будь нашим князем, судьей и защитником.

Пршемысл молча выслушал речь послов, молча воткнул в землю ореховый прут, который держал в руке, и распряг волов. Снимая с них ярмо, он сказал им:

- Идите, откуда пришли.

В ту же минуту волы поднялись и скрылись в скале, которая раздвинулась перед ними и вновь сдвинулась так, что и знака не осталось.

Обратившись к послам, Пршемысл сказал:

- Жаль, что вы рано пришли. Если б я успел допахать это поле, в земле вашей было бы всегда вдоволь хлеба. Но так как вы поспешили и помешали мне кончить мое дело, знайте, что часто в крае будет голод. Когда он договорил, все увидели, что земля дала ореховому пруту жизнь и соки. Словно куст весною, прут начал покрываться почками, пустил побеги, которые мгновенно превратились в три ветки, на них зазеленели листья, среди листьев появились молодые орешки.

Послы с изумлением смотрели на это диво. Пршемысл обернул плуг лемехом вверх и, взяв с межи лыковую сумку, вынул из нее хлеб, сыр, положил на лемех, ярко блестевший на солнце, и пригласил послов разделить с ним трапезу.

"Вот он, железный стол, о котором вещала княжна наша!" - подумал каждый из послов, невольно дивясь в душе. Пока они с Пршемыслом трапезовали и из его чаши пили, усохли и отпали на пруте две веточки, а оставшаяся стала буйно разрастаться вверх и вширь. Послы ужаснулись. Указывая на это диво, они спрашивали Пршемысла, что оно означает, почему две ветки засохли, а одна разрослась так буйно.

- Об этом я поведаю вам,- отвечал Пршемысл.- Знайте, что из рода моего многие будут владычествовать, но уцелеет только один. Послы спросили, почему они трапезуют не на меже, а на железном лемехе.

- Затем, чтоб вы знали, что род мой будет править железною рукою. Уважайте железо! В мирное время вы им поле пашете, в смутное - обороняетесь от неприятеля. Покуда чехи будут иметь такой стол, неприятель не одолеет их. Если же чужеземец похитит тот стол, чехи потеряют свою свободу!

Проговорив эти слова, Пршемысл встал и пошел в деревню проститься со своим родом, отныне столь почтенным и превознесенным. Затем, одевшись в княжеские одежды с блестящим поясом, надев княжескую обувь, он сел на коня, который под ним радостно заржал.

Дорогой послы допытывались у Пршемысла, зачем он взял с собою лыковую сумку и лапти.

- И вам, и грядущим поколениям завещаю я сохранять эти лапти как свидетельство о прошедшем,- отвечал Пршемысл.- Пусть мои потомки помнят, откуда они пошли, живут в страхе, не притесняют вверенных им людей и не ослепляются гордынею, так как все люди равны.

Когда послы с князем подъезжали к Вышеграду, навстречу им вышла Либуше в блестящем головном уборе и В богатом ожерелье из янтарей и халцедонов на белой шее. В белой одежде, зардевшаяся от волнения, она была прекрасна. Радостью сияли ее очи, еще издали увидавшие Пршемысла на Велоше, во главе посольства. За княжною шла ее девичья свита: с лентами на головах, скрепленными сзади блестящими заушницами. За ними шли владыки родов, которые, как и весь собравшийся на вече народ, остались в Вышеграде ожидать возвращения посольства с новым князем.

И возрадовались все, увидав красивого, статного мужа; больше же всех Либуше, которая уже раньше встречала жениха в Будече. Подав друг другу руки, князь и княжна вошли в град, и за ними весь народ в великом веселии.

С радостными криками чехи повели и посадили Пршемысла на каменный княжеский престол и славили нового князя и союз его с Либуше. Славили их и на горе, и в граде, и в подградье. Воеводы и гости засели за столы на княжеском дворе и пировали. Ели много яств и пили много медов разных. Пили, и пели, и слушали гусляров, которые, перебирая струны, пели старинные песни о героях и битвах времен минувших. Потом опять славили до ночи, славили и ночью, при свете костров и факелов.

Погасли костры, и над лесом уже загорелась румяная зорька, а в Вышеграде и в подградье стоял еще гул от шумного веселья. И звуки эти утренний ветерок уносил за реку, до темных лесов, утопавших в беловатом тумане.

Так возвела Либуше Пршемысла на престол княжеский. После свадьбы спустилась она с ним в обширное подземелье, высеченное в скале и запертое тяжелой окованной дверью. Там на грубых столах вдоль стен лежало многое множество вещей из железа и бронзы, серебра и золота. Были там булатные мечи, кованые пояса, шлемы с шишаками, кольчуги, красиво украшенные щиты, браслеты, пряжки, перстни, серебряные диадемы, бусы из янтаря и кораллов, драгоценные каменья, куски чистого серебра и хрустальные чаши. Весь этот клад Либуше показала Пршемыслу, ибо отныне сокровища принадлежали и ему.

Повела она его и в свой сад, на священное место под деревьями, где сверкала серебряная голова мрачного Перуна. Там весною и летом проводили они время в серьезных разговорах. Посещали они священную рощу над Езеркой и другие места, где Либуше со своими девушками любила бывать до замужества, где купалась и где девушки расчесывали ее прекрасные волосы, воспевая ее красоту.

Вместе с супругом Либуше обдумывала уставы и законы. Много мудрых законов установил Пршемысл. Ими он сдерживал буйный люд, ими водворял мир, ими же управляли его потомки в течение многих веков. Порою Либуше вещала, объятая пророческим духом.

Однажды стояла она с Пршемыслом, дружиною и воеводами на скалистом утесе высоко над Влтавою. Длинные тени уже лежали на цветущих лугах долины, где под сводами ольхи, ив и кленов журчал поток Ботич. Роща на пригорке Волчьи Ворота и хлебные поля внизу и по ту сторону Влтавы залиты были красноватым светом заходящего солнца. Все любовались золотистыми нивами, полосами цветущего клевера и радовались такой благодати. Один из старейших владык припомнил то время, когда он, по приказанию воеводы блаженной памяти, вместе с другими послами отправился искать место для нового града и впервые ступил на эту почву.

- Какие же здесь были дикие места! Все лес да лес, как вон там.

И старик указал на лесистые горы за рекою, сверкавшей на солнце. На гладкой поверхности реки выступали острова, покрытые буйной растительностью, огромными деревьями и густыми кустами. Птицы кружились над лесом, а на берегу, где деревья, обвитые диким хмелем, склонялись над водою, шумели в густых камышах стаи водяных птиц. Все взоры устремились в сторону, куда указывал старый владыка: за острова, за реку, на бескрайние леса, подымавшиеся по склонам холмов,- Петршину, Страгову и других. Дальние леса уже начали закутываться в синеватый вечерний сумрак. Из-за вершин дерев вздымался столб дыма, освещенный лучами заходящего солнца,- какой-то охотник зажег костер в чаще леса...

- Пока не падут те леса,- проговорил старик,- нас будут тревожить голодные волки. А сколько еще лесов за Страговом, Шлаховом и Малейовом! Пока не срубят леса... Он не договорил. Никто его уже не слушал. Устремив взоры на молодую княгиню, все стояли, притаив дыхание, боясь пошевелиться, чтоб не нарушить ее вдохновения. На скале, впереди всех, стояла Либуше, не замечая ни мужа, ни окружающих. Лицо ее светилось внутренним светом, глаза сияли. Благоговейный страх объял присутствующих и взволновал их сердца. Воздев руки в сторону синеющих вдали лесов и устремив на них сверкающий взор, Либуше вещала:

- Вижу великий город, слава которого достигнет звезд небесных.

Место для него в излучине Влтавы,
тридцать гонов до него отсюда.
На полночь граничит оно с потоком Бруснице,
что бежит в глубоком овраге,
на полдень от нее скалистая гора
возле леса Страгова.
Там, среди леса, найдете вы человека,
делающего порог для своего дома.
И город, который вы выстроите, назовете Прагою.
Как князья и воеводы перед порогом дома склоняют
головы, так будет весь мир кланяться тому городу.

Либуше умолкла, вещий дух от нее отошел. И пошли люди за реку к старому лесу и нашли там мужа за работой, как и прозрела и сказала Либуше. На том месте поставили град, укрепив его со стороны леса Страгова, откуда он был наиболее доступен. Окопали глубокими рвами, насыпали высокий вал, а на валу сложили высокие стены с вышками. Снаружи стены обили соломенными щитами, смазанными глиною, чтобы оградить стены от пожара и каленых стрел, а наверху деревянных клиньев натыкали. И был город Прага хорошо укреплен. И царил он возле Выше-града над чешскою землею.

Однажды пришли на Вышеград владыки некоторых родов и иные выборные люди. Пришли они к Пршемыслу и повели такую речь:

- Княже, всего у нас в изобилии - и хлебов, и стад, и зверей, и рыб, только металла недостает нам. Того, что сами из земли добываем, не хватает, и мы за металл должны дорого платить чужеземным купцам мехами, медом и конями. Посоветуйся, мудрый княже, со своею княгиней. Не откроет ли ей вещий дух, в каких местах залегают жилы серебра, золота и других металлов.

Выслушав выборных людей и владык, Пршемысл сказал им, чтоб они возвращались в свои усадьбы и через пятнадцать дней снова собрались в Вышеграде. Тогда получат они ответ. В назначенный день пришли владыки и выборные люди и увидали Пршемысла, сидящего на своем престоле, а возле него Либуше на деревянном стуле, отмеченном ее знаками.

- Внимайте, храбрые воеводы и мужи чешской земли,- проговорил Пршемысл.- Внимайте словам вашей матери. Она обогатит вас и потомков ваших. Все взоры обратились на княгиню. Объятая вещим духом, она встала, плавно прошла через двор за ограду.

Пршемысл шел возле нее, а владыки и девичья дружина поодаль. Остановившись на скале над Влтавой, Либуше вещала:

Что скрыто в скале и в земной глубине,
богами моими поведано мне.

Обратившись к западу и воздев руки, она продолжала:

Вижу я гору Бржезову и в ней серебро.
Будет безмерно богатым, кто сыщет его.
Придут от запада гости незваные,
будут руду искать, ибо в ней мощь.
Вы же храните дары вашей родины,
чтоб чужеземец не отнял металла
и из него не сковал вам оков...

Обратившись на левую сторону, к полудню, говорила тaк:

Вижу гору Иловую, в ней много злата,
сила в нем кроется, дивная мощь.
Сила поблекнет, бессилье наступит,
если угаснет святая любовь.

Повернувшись к востоку, вещала:

Вон там гора, на хребте три вершины,
в этой горе целый склад серебра,
целых три раза иссякнет та жила,
целых три раза окажется вновь.
Будет чужих привлекать, точно липа,
цветом манящая пчелок к себе.
Трутни погибнут. Лишь пчелок работа
в золото может сменить серебро.

Указав месторождение металлов, Либуше обратилась к владыкам и выборным, слушавшим ее с глубоким благоговением, и молвила так:

Холм я вижу Крупнатый, а в его глубинах
свинца и олова тусклый блеск.
Запасы их небогаты,
расходовать их надо умело и бережно,
стражи пускай охраняют те рудники,
иначе там все потеряете вы.

Часто спускалась Либуше к подошве Вышеградской скалы, туда, где близ глубокого омута Влтава прорыла в утесах пещеру, служившую княгине купальною горницею. Там однажды стояла она, объятая вещим духом, и, вглядываясь в волны, прозревала будущее. Волна бежала за волною, и видения сменялись видениями. С волною нахлынули, с волною и отхлынули. Чем дальше, тем мрачнее и безрадостнее становились они; мутилась мысль, и болело сердце. Бледная, дрожащая, наклонясь над рекою, Либуше всматривалась в грозные видения. В страхе глядела девичья свита на свою княгиню. Печать страдания легла на ее чело. Глубоко взволнованным голосом она говорила:

- Вижу зарево пожара. В темной воде пышет пламя. В огне грады, веси, села. Ах, гибнет все, гибнет... При свете пожаров кровавый бой. Жестокий бой... Посиневшие тела, покрытые ранами, кровью... Брат убивает брата, а чужеземец попирает главу их. Вижу беду великую, унижение, позор...

Две девицы подали ей золотую колыбель ее первенца сына. Радость блеснула в очах Либуше и озарила ее черты. Поцеловав колыбель, она опустила ее в бездонную глубину и произнесла взволнованным голосом:

- Пусть глубоко на дне почивает колыбель моего сына, пока не придет час всплыть ей наружу. Не останется она навеки в темной пучине; не будет на родине ночь без конца. Снова взойдет ясный день, снова возрадуется мой народ. Очищен страданиями, укреплен трудом и любовью, возрастет он в силе, исполнит свое назначение и достигнет славы. Тогда вынырнет колыбель из пучины, выплывет на светлые воды и будет почивать в ней "Спасение родины", от века суженное.

Минули года, настал час, и Кази, которая так часто врачевала немощных своими благословенными чарами, сама стала жертвою смерти. В память о ней близ Казина, на берегу Мже, у дороги в Бехине через гору Осек, жители насыпали высокий могильный холм.

После того перст мрачной Мораны коснулся чела Теты. По всему краю тетинскому горевали о Тете, как о родной матери. Пепел ее погребли на горе Поглед, близ священного места, в тени старых дубов, где она поклонялась богам и приносила жертвы. В течение девяти дней зажигали большие огни и совершали жертвоприношения. К могиле Теты привалили большой камень.

Итак, осиротела Либуше, пережив своих сестер. Но и ее час пробил. По внушению богов узнала она, что конец ее близок. Помышляя о вечности, о пути в рай, к отцу и сестрам, она позвала Пршемысла и просила его собрать лехов и старост родов, чтобы в последний раз поговорить с ними.

Собрались лехи и владыки на широкий княжеский двор. Когда принесена была богам жертва всесожжения, Либуше, всеми чтимая княгиня, торжественно вступила в среду собравшихся. На бледном лице ее сияло выражение спокойствия, взор ее уже смотрел в вечность. Объявив владыкам и лехам, что час ее пробил и что она в последний раз говорит с ними, Либуше завещала служить верою и правдою Пршемыслу и его сыну и во всем повиноваться князьям своим. Все слушали с глубоким благоговением, тронутые до глубины души. Но когда княгиня стала просить мужа любить подданных, как детей своих, и быть к ним снисходительным, на глаза многих белобородых старцев навернулись слезы.

Воздев руки, Либуше благословила присутствующих и, возвратившись к себе, легла на землю, общую всем матерь, и почила.

Горько плакали о ней муж и сын; плакали мужи и девы, плакали плачем великим. Снесли и сожгли тело ее, а пепел погребли, учинив над могилою великую тризну.

Где покоится прах Либуше, доподлинно никому не известно. Называют град Либушин и Либицкий. Есть предание, что могила ее находится близ холма Ошкобрга, изобилующего чудодейственными травами. Богатства Либуше в тайнике, куда она водила Пршемысла после свадьбы, там и остались. Пршемысл не тронул их, так как знал, для чего они предназначены. И до сего дня сокровища эти лежат под Вышеградской скалой. Проявятся они в ту пору, когда наступит для страны тяжелое время, когда дороговизна припасов превысит всякое вероятие. Откроется Либушин клад, и всего будет в изобилии, нужда исчезнет.

Долго-долго почивала золотая колыбелька на дне Влтавы, под Вышеградскою скалою. Шла волна за волною, а на чешскую землю - беда за бедою. Пожары разрушили города и села, в кровавых сражениях и схватках погибал цвет чешского народа. Кровь залила прекрасный край. Брат губил брата, а больше всего - в Либушином роде, и чужеземец наступал им пятой на голову.

Но не была та ночь без конца. Настал час, и золотая колыбель вынырнула из темных вод. Ярко заблистало золото при дневном свете, и опочило в ней дитя - грядущий спаситель отчизны. Это был последний отпрыск когда-то мощного рода Пршемыслова. Колыбель росла вместе с дитятей и выросла в золотое ложе, а дитя выросло в мужчину и стало отцом родины. В священном Карл-штейне находилось это очарованное ложе. На нем отдыхал правитель, утомленный государственными делами и заботами о своем народе. Когда же он умер, не вынесло другого золотое ложе и исчезло. Ложе стало колыбелью и снова погрузилось туда, откуда вынырнуло, в темную пучину под Вышеградскою скалою, и там ждет...

Вернуться на главную страницу | Вернуться в "Сказки" | Вернуться в "Сказочное Таро"