Жил-был старик, у него было три сына. Старшие занимались хозяйством, были тороваты и щеголеваты, а младший Иван-дурак был так себе - любил в лес ходить по грибы, а дома все больше на печи сидел.

Пришло время старику умирать, вот он и наказывает сыновьям:

- Когда помру, вы три ночи подряд ходите ко мне на могилу, приносите мне хлеба.

Старика этого схоронили. Приходит ночь, надо большому брату идти на могилу, а ему не то лень, не то боится, он и говорит младшему брату:

- Ваня, замени меня в эту ночь, сходи к отцу на могилу. Я тебе пряник куплю.

Иван согласился, взял хлеба, пошел к отцу на могилу. Сел, дожидается. В полночь земля расступилась, отец поднимается из могилы и говорит:

- Кто тут? Ты ли, мой больший сын? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет? Иван отвечает:

- Это я, Иван, твой меньшой сын. А на Руси все спокойно.

Отец наелся хлеба и лег обратно в могилу. А Иван направился домой, дорогой набрал грибов. Приходит - старший сын его спрашивает:

- Видел отца?

- Видел.

- Ел он хлеб?

- Ел. Досыта наелся.

Настала вторая ночь. Надо идти среднему брату, а ему не то лень, не то боится, он и говорит:

- Ваня, сходи за меня к отцу. Я тебе лапти сплету.

- Ладно.

Взял Иван хлеба, пошел к отцу на могилу, сел, дожидается. В полночь земля расступилась, отец поднимается и спрашивает:

- Кто тут? Ты ли, мой средний сын? Скажи, что делается на Руси, собаки ли лают, волки ли воют, или мое чадо плачет?

Иван отвечает:

- Это я, Иван, твой меньшой сын. А на Руси все спокойно. Отец наелся хлеба и лег в могилу. А Иван пошел домой, дорогой опять набрал грибов. Средний брат его спрашивает:

- Отец ел хлеб?

- Ел. Досыта наелся.

На третью ночь настала очередь идти Ивану. Он говорит братьям:

- Я две ночи ходил. Ступайте теперь вы к отцу на могилу, а я отдохну.

Братья ему отвечают:

- Что ты, Ваня, тебе стало там знакомо, иди лучше ты.

- Ну ладно.

Иван взял хлеба, пошел. В полночь земля расступается, отец поднялся из могилы:

- Кто тут? Ты ли, мой младший сын Ваня? Скажи, что делается на Руси, собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?

Иван отвечает:

- Здесь я, твой сын Ваня. А на Руси все спокойно.

Отец наелся хлеба и говорит ему:

- Один ты исполнил мой наказ, не побоялся три ночи ходить ко мне на могилу. Вот тебе узда. Выдь в чистое поле и крикни: "Сивко-бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой!" Конь к тебе прибежит, ты залезь ему в правое ухо, а вылезь в левое. Станешь куда какой молодец. Садись на коня и поезжай.

Иван взял узду, поблагодарил отца и пошел домой, дорогой опять набрал грибов. Дома братья его спрашивают:

- Видел отца? - Видел.

- Ел он хлеб?

- Отец наелся досыта и больше не велел приходить.

Живут двое братовей робят, а Иван-дурак ничего.

Вдруг от царя клич:

- Собирайтеся, бояре да дворяне, купцы да простой люд, на смотр царской дочери, Красоты Ненаглядной! Сидит она в высоком терему у окошка, золотом по серебру вышивает. Кто на своем коне до царевны доскочит, да с ее руки золотой перстень примет, за того она замуж пойдет!

Братья сбираются посмотреть, кто станет перстень добывать. Иван-дурак сидит на печи за трубой и бает:

- Братья! Дайте мне каку лошадь, я поеду посмотрю же.

- Э! - взъелись братья на него. - Сиди, дурак, на печи; чего ты поедешь? Людей, что ли, смешить!

Нет, от Ивана-дурака отступу нету! Братья не могли отбиться:

- Ну, ты возьми, дурак, вон трехногую кобыленку!

Сами уехали. Иван-дурак за ними на трехногой кобыленке поехал. Вот выезжает в чисто поле, в широко раздолье; слез с кобыленки, взял ее зарезал, кожу снял, повесил на поскотину, а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:

- Сивко-бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой!

Сивко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в одно ушко залез - напился-наелся, в друго вылез - оделся, молодец такой стал, что и братьям не узнать!

Сел на сивка и поехал перстень добывать. Народу было тут видимо-невидимо; завидели молодца, все начали смотреть.

Иван-дурак с размаху нагнал, конь его скочил, и не достал до белой рученьки царевниной, до перстенька золотого только три бревна.

Видели, откуда приехал, а не видали, куда уехал!

А Иван-дурак воротился, коня отпустил, сам пришел домой, сел на печь. Вдруг братья приезжают и сказывают женам:

- Ну, жены, какой молодец приезжал, так мы такого сроду не видали! Портрет не достал только через три бревна. Видели, откуль приехал; не видали, куды уехал. Еще опять приедет...

Иван-дурак сидит на печи и говорит:

- Братья, не я ли то был?

- Куда, к черту, тебе быть! Сиди, дурак, на печи, да протирай нос-от.

Время идет. От царя тот же клич. Братья опять стали собираться, а Иван-дурак и говорит:

- Братья! Дайте мне каку-нибудь лошадь. Они отвечают:

- Сиди, дурак, дома! Другу лошадь ты станешь переводить!

Нет, отбиться не могли, велели опять взять хромую кобылешку. Иван-дурак и ту управил, заколол, кожу развесил на поскотине, а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:

- Сивко-бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой!

Бурко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в право ухо залез - оделся, выскочил в лево - молодцом сделался, соскочил на коня, поехал; перстенька не достал только за два бревна. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал!

Бурка отпустил, а сам пошел домой; сел на печь, дожидается братовей. Братья приехали и сказывают:

- Бабы! Тот же молодец опять приезжал, да не достал портрет только за два бревна.

Иван-дурак и говорит им:

- Братья, не я ли то был?

- Сиди, дурак! Где, у черта, был!

Через немного времени от царя опять клич. Братья начали сбираться, а Иван-дурак и просит:

- Дайте, братья, каку-нибудь лошадь; я съезжу, посмотрю же.

- Сиди, дурак, дома! Докуда лошадей-то у нас станешь переводить?

Нет, отбиться не могли, бились, бились, велели взять паршивую кобылешку; сами уехали.

Иван-дурак и ту управил, зарезал, бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:

- Сивко-бурко, вещий воронко!

Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в одно ушко залез - напился-наелся, в друго вылез - молодцом оделся, сел на коня и поехал.

Как только доехал до царских чертогов, скочил конь, а Иван-от перстенек с царевниной ручки так и сорвал, да поцеловал Красу Ненаглядную в уста сахарные.

Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал!

Он так же каурка отпустил, пошел домой, сел на печь, ждет братовей. А палец с перстеньком тряпкой обмотал - дескать, сучком накололся. Братья приехали, сказывают:

- Ну, хозяйки! Тот же молодец как нагнал сегодня, так портрет и сорвал.

Иван-дурак сидит за трубой и бает:

- Братья, не я ли то был?

- Сиди, дурак! Где ты, у черта, был?

Чрез немного время царь устроил пир, созывает всех бояр, воевод, князей, думных, сенаторов, купцов, мещан и крестьян. И Ивановы братья поехали; Иван-дурак не отстал, сел где-то на печь за трубу, глядит, рот разинул.

Царевна потчует гостей, каждому подносит пива и смотрит, нет ли у кого на руке перстенька ее? - тот ее и жених.

Только нет ни у кого перстенька; а Ивана-дурака не видала, обошла. Гости разошлись.

На другой день царь сделал другой пир; опять жениха не нашли.

На третий день царевна так же стала из своих рук подносить гостям пиво; всех обошла, нет как нет перстенька.

"Что это, -думает она себе, -нет моего суженого!" Взглянула за трубу и увидела там Ивана-дурака; платьишко на нем худое, весь в саже, волосы дыбом. Она налила чарку пива, подносит ему, а братья глядят, да и думают: царевна-то и дураку-то подносит пиво!

Иван-дурак выпил, а царевна глядь - палец у него тряпкой замотанный.

- Зачем это, - говорит, - у тебя, молодца, рука тряпкой обвязана?

- За грибами ходил, да на сук напоролся!

- А ну-ка, развяжи-покажи!

Развязал-от он руку, а на пальце перстенек заветный, жаром горит.

Царевна обрадовалась, берет его за руку, ведет к отцу и говорит:

- Батюшка! Вот мой суженый.

Братовей тут ровно ножом но сердцу-то резнуло, думают: "Чего это царевна! Не с ума ли сошла? Дурака ведет в сужены".

Царь подходит и говорит:

- Какой это суженый! Он дурной, весь в саже.

Иван говорит царю:

- Дозволь мне умыться.

Царь дозволил. Иван вышел на двор и крикнул, как его отец учил:

- Сивко-бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой!

Откуда ни возьмись конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит.

Иван ему в правое ухо влез, из левого вылез и сделался опять таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Весь народ так и ахнул.

Разговоры тут коротки: веселым пирком да за свадебку. Наш Иван тут стал не Иван-дурак, а Иван - царский зять; оправился, очистился, молодец молодцом стал, не стали люди узнавать!

Тогда-то братья узнали, что значило ходить спать на могилу к отцу.

Вернуться на главную страницу | Вернуться в "Сказки" | Вернуться в "Сказочное Таро"